«Переоценить роль качественных методов невозможно. Иногда они оказываются уникальным, единственным инструментом коммуникации с человеком, который живет в зоне социальной напряженности или сам испытывает дискомфорт». Интервью с Сергеем Хайкиным, научным руководителем Института социального маркетинга (Инсомар), советником Руководителя Федерального агентства по делам национальностей.
Сергей Романович, Вы работаете в зонах повышенной социальной напряженности. Как выявляются эти зоны?
В рамках социологического мониторинга межнациональных отношений в стране мы инициируем исследования, репрезентативные для каждого субъекта федерации. Результаты этих исследований, наравне с экспертными оценками, дают возможность выявить потенциальные зоны повышенной социальной напряженности в данной сфере. Когда мы говорим о зонах, то подразумеваем, что это может быть территория, социальные или этноконфессиональные слои и группы. Очень важная задача социологов сегодня - выявление и изучение таких зон. Надо разобраться, в чем причина возникновения конфликта, помочь понять обществу особенности интересов, потребностей и ценностей людей, которые находятся в эпицентре, наконец, постараться предвидеть и купировать напряженность.
Если мы хотим мира, социального и экономического развития нашей страны, то убаюкивать себя средними цифрами «температуры по больнице», которые дают массовые репрезентативные опросы, непрофессионально. Например, когда мы задаем вопрос «Удовлетворены ли вы межнациональными отношениями?», то 93% респондентов удовлетворены, и всего 5% населения говорят «нет». Вроде бы все отлично? Но для нашей страны эти 5% − это свыше 5 млн. человек, что, больше населения иных стран. И они не рассредоточены равномерно, а концентрируются в зонах повышенного напряжения. Есть территории и народы, где недовольных более трети. И если мы не найдем и не изучим эти зоны, то будет взрыв и распространение этой проблемы по всей стране. Наша задача - предвидеть социальные конфликты и не допустить их.
Еще один наглядный пример: небывалая в истории поддержка президента России – 86% населения. А оставшиеся 13% − это 13 миллионов недовольных избирателей. Вот нам и нужно больше изучать тех, кто недоволен, услышать мнение этих людей, а не убаюкивать общество тем, что их мало. Сами по себе эти цифры ничего не значат, надо содержательно смотреть, что стоит за этими оценками.
Какие методы используются для изучения таких зон?
Методы – это как у музыкантов ноты, их немного и они у всех почти одинаковые. Правильная исследовательская стратегия - это всегда оригинальное социологическое произведение. Сегодня репрезентативные опросы дают заказчикам не так много эвристической, новаторской информации. Общественная и экономическая жизнь очень динамичны, наш социум становится все более сегментированным. Отсюда новые ценности, интересы и быстро меняющиеся настроения. Ухватить их среднестатистическими репрезентативными опросами, как бы часто мы их ни делали, невозможно. Поэтому очевидно повышение роли исследований либо качественных, которые отвечают на вопрос «почему», либо, так называемых псевдоколичественных, когда мы будем получать достаточное число единиц наблюдения той целевой аудитории, которая нас интересует. Качественные методы не ограничены только личными и экспертными интервью. Это могут быть традиционные и онлайн фокус-группы, интернет-форумы, дискуссии, включенные наблюдения (которые мы совсем забыли) за реальными проявлениями социальной активности, акциями, выступлениями, конференциями, съездами.
Традиционно качественные методы используются в трех случаях: разведывательная стадия, когда мы хотим понять объект. Или после проведения количественного исследования мы хотим выяснить, что за этими цифрами кроется. Но бывают случаи, когда качественные исследования обладают самостоятельной ценностью. Переоценить их роль невозможно. Иногда они оказываются уникальным, единственным инструментом коммуникации с человеком, который живет в зоне повышенной социальной напряженности или сам испытывает дискомфорт. Например, в гомогенной фокус-группе мы можем получить весь веер суждений и предложить респондентам обсудить их с целью нахождения компромиссов и уплотнения оценок, а потом уже предложить дорожную карту для купирования конфликта.
В чем специфика работы социолога в зонах повышенной социальной напряженности?
Когда мы работаем с такими объектами, уже сам момент вторжения исследователя может спровоцировать измененные реакции у респондентов, опасение, недоверие, а порой и агрессию. Нужно помнить об этом.
Я знаю, что выскажу спорную мысль, но, как мне кажется, в процессе такой работы, социолог не должен быть «верховным судьей» или отстраненным наблюдателем, он должен быть, скорее, адвокатом. Мы должны дать возможность человеку, находящемуся в состоянии фрустрации, раскрыться, услышать его и донести до общества его боль, проблемы и надежды. В этой точки зрения, наши исследования – выполняют роль важного демократический института.
За последний год мы проводили исследования в ряде зон повышенной социальной напряженности, где качественные методы часто были единственно возможным способом получения информации. Например, в Дагестане существует так называемая «проблема Ауховского района», там сложный многолетний конфликт между тремя народами: аварцами, лакцами и чеченцами-аккинцами. Истоки этого конфликта уходят в 40-е годы прошлого столетия, когда чеченцы были депортированы с территории Дагестана, а на их земли заселили другие народы. Сегодня, когда чеченцы вернулись на свои исконные земли, возникло довольно сильное напряжение, они хотят воссоздать Ауховский район. Когда мы планировали это исследование, то сначала провели псевдоколичественный опрос, не претендуя ни на какую репрезентативность, мы собрали около 400 интервью каждой национальной группы. А дальше были проведены серии мини фокус-групп и экспертных интервью, так как это была единственная возможность услышать позицию и аргументы каждого народа, понять границы компромиссов .
Далее, в результате совместных дискуссий, мы попытались найти компромиссные решения. Очевидно, в таких случаях нужны не просто исследования, а «социальная драма», педагогика, совместные обсуждения и действия, которые приведут к изменениям. В итоге получилась некая «дорожная карта», которую мы представили в ФАДН России и правительство Дагестана. Социологи должны очень плотно работать с теми от кого зависят изменения, но не подменять власть. В какой момент заканчивается наша миссия, и нужно остановиться? Это дискуссионный вопрос, который я хочу вынести на очередную Грушинскую конференцию. А пока, к сожалению, из этой зоны мы продолжаем получать тревожные сигналы.
Также мы провели два уникальных исследования с крымскими татарами. Известно, что присоединение Крыма к России не приняли не только на Украине, но оно не было принято и частью народа Крыма – крымскими татарами. Да, подавляющее большинство населения проголосовало за вхождение в состав России. Но 13% населения полуострова – крымские татары - большей частью не принимали участие в референдуме и, как показали дальнейшие исследования, не одобряли его. Услышать этих людей, понять их – важная исследовательская и социальная задача.
ВЦИОМ и ФОМ проводили репрезентативные опросы населения Крыма и получили те же цифры, что и на референдуме. Крымские татары практически не попадают в эти опросы, их голос не слышен. Затем была предпринята еще одна попытка – специальный независимый исследовательский проект «Открытое мнение – Крым». На сей раз это был телефонный опрос. Но по телефону люди, которым действительно плохо, не склонны делиться своими проблемами. Они вообще меньше будут попадать в опросы. И мы поняли, что обычными средствами мы не получаем объективную информацию. Тогда родилась идея опрашивать крымских татар с помощью самих крымских татар.
С какими проблемами Вы столкнулись?
Главное – создать атмосферу доверия, убедить респондента, что ты действительно хочешь услышать его. Для этого существует много приемов. Еще в начале 2000-х годов, когда приходилось работать в Чечне, Ингушетии и Дагестане, я понял, что очень важно при проведении фокус-групп, чтобы человек, который тебя представлял, был авторитетным, иначе с тобой не будут откровенно разговаривать.
Другой важный прием – общение на родном языке. Это не значит, что респондент выберет его, часто на русском говорить удобнее. Но дать такую возможность нужно. Мы потратили около трех недель на подготовку крымско-татарских интервьюеров билингв. На практике мы убедились, что люди хорошо понимают бытовой русский язык, но порой им трудно воспринимать язык «анкетный». Более важен сам факт предложения работать на родном языке для создания благоприятной атмосферы во время интервью.
Например, в Грузии и Азербайджане я проводил группы таким образом: сначала были русскоязычные пилотные группы. А модератор, которого я готовлю, наблюдает, чтобы потом в национальных группах воспроизводить мою технику. После этого он начинает работать народном языке, а я сижу в комнате наблюдателя и корректирую. Группа должна идти на родном языке, это важно в зонах социального напряжения.
Кроме того, нужно не только точно задавать вопросы, но и выработать надежную систему индикаторов с помощью которых, мы измеряем искомые характеристики. Нам недостаточно спросить удовлетворены респонденты или нет. Так как удовлетворенность – это состояние адаптированности, приспособленности. А мы формулировали вопросы таким образом: «испытывали ли вы неприязнь по отношению к себе из-за своей национальности?», «или ограничения прав, связанные с национальностью?». Мы спрашивали о фактах, и этот индикатор дал нам совсем другие оценки. Есть территории и народы, где от четверти до трети констатируют проблемы, подтверждают, что испытывают неприязнь по отношению к себе из-за национальности. Это повод для кропотливой и внимательной работы.
Задача регионального социологического и экспертного сообществ выявлять те территории, проблемы, социальные слои и группы, которые сегодня находятся в зонах повышенной напряженности, но завтра уже могут стать источником локальных социальных конфликтов, которые распространятся, как эпидемия, изменяя общее настроение в стране.
Огромная проблема – это внедрение рекомендаций. Государство и его институты не склонны к изменениям и саморазвитию, не улавливают вновь возникающие проблемы и вызовы. Миссия социологического сообщества, демократических институтов компенсировать эту ущербность. В какой мере наше профессиональное сообщество должно участвовать в социальной практике? Наверное, каждый сам для себя должен ответить на это вопрос. Для меня самое «вкусное» в нашей работе – это именно внедрение, когда при повторных исследованиях я вижу позитивные изменения. Так было в Чеченской республике в начале 2000-х годов, надеюсь, что так будет и в других местах. Недавно я стал членом общественного совета Федерального агентства по делам национальностей. Теперь попробую с помощью этого инструмента «приделать ноги» многим нашим идеям.