О востребованных видах исследований, новом поколении социологов и причинах неспособности вузов выпускать готовых специалистов поговорили с президентом Фонда социальных исследований (Самара), доктором социологических наук, заведующим кафедрой социологии и психологии Самарского государственного экономического университета Владимиром Звоновским.

— Владимир Борисович, если посмотреть портфель заказов, как он изменился за последние пять лет? Какие виды исследований превалируют сегодня? Что интересует бизнес, а что наиболее востребовано со стороны госструктур?

— Я могу отвечать только за свой кусочек. И он не такой уж большой, чтобы я мог сказать, что этот сегмент бурно развивается, а этот – менее бурно. Конечно, есть какие-то общие тренды, но я не возьмусь утверждать, что всё происходит именно так, как я вижу.

Из того, что было пять, десять, пятнадцать лет назад и сохранилось до настоящего времени – запрос на изучение рынка, связанного с недвижимостью.  При этом он [запрос] стал более разнообразным. Частично остался запрос со стороны банковской сферы. Несмотря на то, что она ушла в интернет и много что там видит, есть кое-что, что она всё же не видит. Банку тоже интересно всё, что связано с недвижимостью, ипотекой. Но в связи с тем, что банков становится всё меньше, и они сконцентрированы в столице, этот кусочек сжался. Всё остальное – случайно и фрагментарно.

Из того, что приходит. Бизнесу становятся интересны большие данные. Но тут есть «засада», и даже две. Клиенту это кажется очень интересным, модным и инновационным, но он совершенно не понимает, где этим можно воспользоваться. Здесь они действуют по какому-то образцу. Где-то что-то прочитали, и давай-ка нам сделай вот так. Это первое. С другой стороны, люди, которые такие данные продают, сами очень плохо понимают продукт. Я уже не говорю, что это ужасно долго, не оперативно. В этом случае, используя наши методы, любой опрос, данные мы соберём не хуже, но это точно будет быстрее, а уж про дешевизну и говорить нечего. Потому что одно дело — это всё на экране компьютера, а другое — важно понимать, что означает каждая циферка. И если человек, который нажимает на кнопочки, этого не понимает, не имеет никакого социологического образования, то он вам ничем не поможет. Как был он специалистом по обработке данных, так и остался. Но такие запросы есть, с ними можно работать, и мы стараемся это делать.

Буйным цветом в эпоху коронавируса расцвели телефонные опросы. Когда их делаешь по базе клиентов, не возникает никаких особых сложностей. Но есть проблемы с тем, насколько эффективны такого рода опросы. Когда мы говорим о случайной выборке, то проблема дозвона до респондента встаёт в полный рост. Буквально недавно закончили эксперимент по пятипопыточному дозвону. Т.е. мы делаем пять попыток для того, чтобы дозвониться до респондента, и оказалось, что с первой попытки мы дозванивались фактически до каждого второго. Если будем чуть более настойчиво звонить, то получается более качественная выборка. Т.е. что такое один контакт? По сути, это имитация поквартирного опроса. Вы обходите по квартирам, и кто открыл, того и опрашиваете, не делая вновь и вновь попытки попасть в квартиру, где Вам не открыли. То же самое с телефонными опросами: выборка очевидно смещена. Вот мы этим методом вроде бы боремся с тем, чтобы выборка была не смещена.

Вторая проблема в том, что сегодня телефонные компании, да и респонденты очень реагируют на большое количество рекламных предложений. Если раньше мы дозванивались до каждого 10-го респондента, то сейчас — только до каждого 20-го. И данный коэффициент мы стараемся снизить, чтобы с наименьшими усилиями достигать наших респондентов.

К этому, конечно, присоединяются наши эксперименты с роботами. Два последние года проводили , а в этом году пока не знаю, надо подумать, кому можно такой опрос предложить. И это задача продаж, пока мы её не решили.

— Если говорить о репутации исследователей, прежде всего заказчик ждёт правдивых результатов и прогнозов. Чем может быть обеспечена достоверность?

  — Заказчик не ждёт правдивости прогноза, потому что качественный заказчик сегодня такие задачи не ставит. Ему нужна оценка текущей ситуации. И восприятие результатов исследований он оценивает примерно так же, как любую информацию. Если она хотя бы частично ложится на его предположения, он доверяет, если полностью ложится на его предположения и ничего нового не вносит, он сомневается вообще в целесообразности исследований. И, соответственно, если полученные данные противоречат его представлению, он также считает, что они собраны неправильно, и не стоит на это тратиться.

—  Занимаются ли внутри отрасли новыми разработками программных продуктов для исследователей? Или же это отдано на откуп IT-компаниям за пределами отрасли?

— Наверное, это участь сервисных компаний. Если же под разработками понимаем, что какая-то из компаний придумает показатель, который будет отражать, к примеру, готовность человека путешествовать, и будет производить сбор опросных или открытых данных и вычислять этот индекс/показатель, такие продукты точно есть. Например, внутри транснациональных брендов GfK и TNS, но сегмент потенциальных потребителей здесь довольно узкий.

Вообще есть рейтинги СМИ, которые производит Медиаскоп. Это, конечно, сплав — данные и программный продукт в одном флаконе.

— Учитывая рыночный спрос и появление новых видов исследований, набором каких знаний, умений и навыков должен обладать современный социолог? Каковы сегодня запросы компаний?

— Знаете, какой-то стандартный набор – он сильно-то и не изменился. Прежде всего молодому специалисту необходимо то же, что и раньше, — социологическое  воображение. Потому что общественное мнение, общественное поведение, массовое сознание – это не то, что можно увидеть глазами. Надо представить социальную группу, которая это всё выражает, тут как раз и нужно определённое социологическое воображение. А это не каждому дано. И вот это сведение поведения социальных групп, поведение индивида, психологизация социального поведения — она по-прежнему характерна и для выпускников, молодых исследователей, часто преподавательского корпуса, да и для социологов, надо сказать. Есть непонимание, что такое «социолог», что такое «социология», и оно сохраняется.

 А набор знаний — не тот же. В основе лежит математика, как основной способ анализа данных, естественно, социология как наука о поведении социальных групп. К этому присоединяется лингвистика, потому что сегодня мы должны анализировать большие данные, в том числе и тексты. Программно-компьютерная вооружённость позволяет анализировать большие массы объёмов текстов именно с математической точки зрения. Нужны представления о программных языках. Сейчас на первом месте Python. И это является такой же необходимостью, как вчера знание СПСС, даже если вы занимаетесь качественными исследованиями, всё равно это необходимая вещь: нужно понимать хотя бы, как ставить задачи.  Всё остальное зависит от того, в какой сфере вы проводите социологические исследования. Если это социология города, вы должны знать урбанистику; если политическая социология, — понимать что-то из области политологии, ну и по-прежнему, может быть сейчас даже в большей степени, сохраняется запрос на активизм. Социолог — это не только исследователь, но ещё и тот человек, который, сопровождает социальные изменения и в государственной структуре, и в социуме в целом. Это может быть общественная организация, какие-либо дворовые, уличные сообщества людей. Это тоже остаётся популярным. В России в меньшей степени, за рубежом — более востребовано.

— Современные обучающие программы вузов позволяют отрасли получить готового специалиста? Или всё равно требуется дополнительное обучение, повышение квалификации?

— Нет. Современная высшая школа не позволяет выпустить готового специалиста по ряду причин. Одна из них в том, что вуз готовит всё-таки специалиста широкого профиля. Если мы про социолога говорим, не очень понятно, как можно сузиться. Очень важно дать ему как можно больший объём знаний. Ну, кто составил этот учебный план? — Социология молодёжи, социология медицины, общая, социология города, управления и т.д. Понятно, что человек не будет работать везде одновременно. К примеру, приходит он в нашу компанию. Сегодня у него социология потребительского поведения, завтра — политическая, послезавтра – корпоративного управления. Да, он должен быть разносторонним специалистом по выпуску, но его всё равно придётся докручивать, потому что высшая школа не обеспечивает сегодня того, чтобы человек пришёл и начал работать.

Вот я вспоминаю, как после окончания авиационного вуза пришёл работать в конструкторское бюро, мне дали проект, и я над ним работал самостоятельно. Более того, не скажу, что я был инноватором, но в силу того, что недавно закончил вуз, мне поручали то, что другие сделать не могли. То есть я был на передовой. Сейчас, закончив вуз в области социологии, выпускник не приходит с передовой. Его точно надо учить чему-то сегодняшнему. Приведу предметивный Python. Нет у нас в высшей школе людей, которые могли бы обучить ему не как языку программирования, а как инструменту социального анализа.

— Что нужно для того, чтобы слияние сфер интересов сошлось в нужной точке, чтобы запрос работодателей был удовлетворён со стороны вузов? 

— Я думаю, что вы смотрите на эту картину несколько под другим углом. Проблема вообще не в этом. Проблема в том, что сегодня высшая школа заинтересована в студентах больше, чем мы в специалистах. Сегодня в 80% случаев абитуриента толкают в вуз родители. Когда люди, окончившие вуз 20-30 лет назад, закончатся, станут бабушками и дедушками, это давление просто сойдёт на нет, и потребность в том, чтобы молодые люди шли в вузы, исчезнет совсем.

Европейские вузы ведь не от хорошей жизни проводят всякие гранты, чтобы взять умных детей из России. Им даже нужны не столько умные дети, а те, кто хочет учиться, и готов 4-5 лет вложить в образование. В России таких мало. Посмотрите на проходные баллы любого провинциального вуза. Они очень низкие – на уровне минимума, который вообще позволителен для поступления. А в основном минимум на технических специальностях. То есть для людей, которые будут строить самолёты и атомные реакторы, проходной балл – это уровень тройки. Примерно такой же уровень у тех, кто идёт в педагогические вузы, кто потом будет готовить детей к поступлению.

Так вот ключевая проблема в том, что у нас нет такого количества детей, чтобы обеспечить конкурентную ситуацию на студенческой скамье. А без этого ничего не получится. Для того, чтобы у нас был один нобелевский лауреат, должно быть 10 кандидатов в нобелевские лауреаты. Для этого, в свою очередь, должно быть 100 выпускников вуза с красным дипломом. А чтобы было 100 краснодипломников, должно быть 1000 абитуриентов и, соответственно, — 10 000 выпускников школы. Только конкурентная среда сможет дать качественный продукт. А если её нет – детей недостаточно, — соответственно, нет и продукта на выходе.  

— И всё-таки наверняка есть вузы, которые выпускают сильных профильных специалистов. Можете озвучить такие?

— Мы недавно приняли двух сотрудников. Один – мой аспирант, выпускник нашего Самарского университета, а вторая — девушка, окончила Казанский университет по специальности, связанной с менеджментом. Ну да, она не знает теории, ей приходится что-то где-то почитывать; да, она не очень разбирается в методах проведения социологических исследований, их поверхностно обучали; но она хорошо чувствует социальный фон, у неё хорошее социологическое воображение, и поэтому она очень полезна и востребована в компании. Я даже не могу сказать, что именно социолог нужен! А, с другой стороны, я знаю людей, которые по нашему профилю окончили Высшую школу экономики, магистратуру…, но — так себе. Там ещё докручивать много надо было.  И в то же время молодая поросль в Левада-центре – один окончил ВШЭ, а другой — факультет политологии МГУ. Всё-таки статус и уровень вуза, вне зависимости от специальности, своё вносит — если это вуз с традициями, или это новый вуз, но с хорошим качеством преподавания…— однозначно.

 Могу назвать несколько вузов, в которых обучались известные мне замечательные специалисты. Это, как уже было озвучено, — МГУ, ВШЭ, Санкт-Петербургский университет, в Европейском университете магистратура, Новосибирский университет, Томский университет, Самарский университет, ну и Екатеринбургский.

— Как Вы считаете, если того требует ситуация, сотрудники компании должны самостоятельно повышать уровень своих знаний, или правильнее, чтобы решение о затачивании специалистов под какие-то навыки принимало руководство, исходя из внутренних потребностей и целей?

— Если он работает с 9 до 18, то после этого времени может идти и заниматься, чем угодно. А у нас есть ты, есть проект, и вот пока ты его не сделаешь, домой не уйдёшь. Вернее, ты можешь пойти домой, и там продолжать работать, компьютер мы тебе дадим. Поэтому суждение, что человек может что-то почитать… Да не может он почитать! Мы его эксплуатируем по полной программе!  Если только говорим: хорошо, сейчас от проектов свободное время, и неделю мы посвящаем изучению СПСС, или к нам придёт специалист по коммуникативным практикам и расскажет, как правильнее брать глубинное интервью. В какой-то большой компании, где есть регламент с 9 до 18, ну да, можно задать человеку вопрос: посвятит ли он своё свободное время изучению английского или французского языка?  У нас это нереально.

— Как, по-вашему, в целом должна выстраиваться сегодня кадровая политика в исследовательской индустрии? Вы сказали, что сегодня очень размыто понимание профессии социолога? Ваши коллеги, с которыми довелось чуть ранее побеседовать на данную тему, считают, что надо начинать чуть ли не с раннего детства рассказывать о том, кто такие социологи и чем они занимаются.

— Ну, с ранним детством подождите — в Самарской области это вопрос решённый. Один из школьных предметов разделяется на три части: экономику, право и социологию. То есть, через несколько лет в российских школах будут преподаватели социологии. Не могу сказать, что вопрос решён, но он движется в том направлении, о котором вы рассказали. Это серьёзная проблема. Во-первых, потому, что далеко не все студенты-социологи понимают, чем они занимаются, и их тоже нужно учить тому, что является предметом их исследований. Когда мне профессиональный социолог, кандидат наук — хороший социолог, не проходимец какой-то, — приносит результаты фокус-группы, где пытается описать психологический портрет каждого участника, у меня волосы дыбом и слёзы из глаз кровавые. Как так можно? И такое непонимание часто встречается. Это более серьёзная проблема, нежели то, что простые люди не понимают, в чём заключается профессия социолога. Думаю, что учителя социологии в ближайшее время об этом детям расскажут, и сами они начнут лучше понимать своё назначение. Есть люди-коммуникаторы. Они про всё расскажут. Есть такие и среди социологов, которые могут очень интересно, подробно рассказать о профессии. Я завидую им, я так не могу.